У зла нет власти - Страница 3

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

– Ты врал про обыск?

– А ты как думаешь?

– Врал, – сказала я, и голос дрогнул. А что, если нет? Если некромант обуздал неведомые силы в моем собственном мире? И сейчас у нас дома в самом деле идет обыск, и у меня из-под свитеров в шкафу вытаскивают украденные чужие вещи?!

– Твоя подельница учится в вашей школе, – мягко сказал Максимилиан. – Ты вынимала ключи из карманов пальто в гардеробе, а потом вы вместе шли и обворовывали квартиры, когда точно знали, что там никого нет. И клали ключи на место. Отлично срабатывало, пока вас наконец не увидела соседка…

– Это бред и неправда, это легко проверить!

– Легко, – он кивнул. – Соседка тебя узнает. А эта девочка, с которой ты ходила на дело, Зайцева Людмила…

– Зайцева?!

Я поняла, что сейчас зареву. Он громоздил клевету на клевету, но делал это так спокойно и уверенно, что я мало-помалу убеждалась: это правда. Некромант на такое способен.

– Если бы у нас был обыск, мать бы уже прибежала сюда…

– А если она дает показания и не может отлучиться? Звонит тебе… Где твой мобильник, выключен?

Я маг дороги. Боевой маг. У меня нет посоха, но дать себя раздавить, как трухлявый гриб, – недостойно моего звания. А Максимилиан был близок к этому. Очень близок.

– Я тебе не верю. Ты… Чего тебе надо?!

У него были черные глаза. Очень черные на белом лице.

– Ленка, ты нужна в Королевстве. Именно сейчас. Поэтому я пришел, чтобы тебя забрать.

– Что… Да ты что… Пошел ты на фиг!

– Послушай, дело очень плохо. Идет нашествие Саранчи, это такие пустынные варвары. Их сотни тысяч, они сровняют все с землей и камня на камне не оставят.

Он говорил очень серьезно, глядя мне прямо в глаза.

– Что ты… опять врешь, да?!

– Нет.

– А Оберон…

– С Обероном особая история. Он… его нет дома. Вместо него сейчас Гарольд. Я предлагаю Гарольду союз, а он не хочет.

– Потому что ты обманщик и негодяй!

– Нет, потому что я некромант. А у Гарольда предрассудки.

– Просто он умнее!

– Гарольд? Умнее? Не смеши меня. Он смотрит на мир вот так, – Максимилиан сложил из ладоней что-то вроде лошадиных шор. – Узко. Ты нужна в Королевстве, во-первых, как союзник, а во-вторых, чтобы убедить твоего друга Гарольда: я достоин доверия.

– Ты? Достоин доверия?! Да что ты делаешь-то со мной! Ты же…

– Пойдем в Королевство – сейчас. Вернемся – все поправим.

– Вот, – я свернула из пальцев фигу. – Вот так я купилась на твои враки.

– Зря. Потому что я говорю правду. А Саранча в трех переходах от столицы.

– Не верю!

– Что, не идешь в Королевство?

– Нет!

– А если я засажу тебя в колонию для несовершеннолетних?

Я сглотнула.

– Найди себе дохлую крысу и ее запугивай. Я плевать на тебя хотела, Максимилиан. Я раньше тебя побеждала – всыплю и сейчас.

– Прямо-таки всыплешь?

– Иди на фиг!

– Жаль, – он отвернулся. – Тебя как по отчеству? Васильевна?

– Александровна!

– Счастливо оставаться.

Он потянул на себя скрипучую дверь библиотеки. Тут же выскочил из кабинета начальник. Я слышала, как Максимилиан говорит с ним в коридоре.

– Ошибка вышла, – сказал Максимилиан. – Приношу извинения от имени всей милиции. Та девочка – Лапина Елена Викторовна, а эта – Елена Александровна, случилось досадное недоразумение. До свидания.

И ушел, оставив начальника стоять столбом.

Только через несколько секунд, когда внизу уже завелась машина, начальник пришел в себя и завопил:

– Да как же так можно! Да это же… Я ее родителям уже позвонил! Вы что делаете!

Машина укатила. Притормозила в воротах, чтобы дать дорогу белым «Жигулям», на которых приехала в лагерь моя мама.

* * *

Она так кричала на начальника, что мне сделалось его жалко. Мама требовала имя, фамилию, отчество опера, номер его удостоверения, еще что-то, а начальник ничего этого не помнил, хотя опер – совершенно точно! – показывал ему документы. Мама кричала, что ее чуть не хватил инфаркт, что она уехала с работы, что она заплатила водителю, что она все это вычтет из зарплаты начальника и еще сверх того, потому что ребенку нанесена моральная травма. Сбежались все ребята и девчонки, и было очень неприятно, что Макс Овчинин тоже стал свидетелем этого скандала.

– На тебе, знаешь, лица не было, когда ты к корпусу подбегала, – он почему-то казался виноватым. – Я перепугался, честное слово.

– Разговор слышал?

– Нет… А опера видел. Странный мужик. Весь в черном – и белый-белый… На вампира похож.

– Близко, – признала я невесело. – Он некромант.

– Что?

Тут нас прервали – мама заявила, что забирает меня домой. Я хотела было возразить, но передумала – смены-то осталось два дня, а мама так расстроилась из-за этой дурацкой истории, что не хотелось с ней еще и спорить. Начальник сопел, как побитая собака; ему, человеку честному и ответственному, досталось ни за что ни про что, но как его утешить, я не знала.

Ребята и девчонки так жалели, что я уезжаю, что мне даже сделалось лестно. История о том, как полоумный мент сперва обвинил меня в убийстве целой кучи народу, а потом сказал, что обознался, будоражила и поварих, и уборщиц, и воспитателей, и физрука. А я бросала вещи в чемодан, как в замедленной съемке, и все пыталась сообразить: это было на самом деле? Мне не приснилось? Максимилиан?!

* * *

Верить некроманту нельзя, даже если он говорит правду.

За десять дней в лагере я успела отвыкнуть от собственного дома. Комната показалась меньше, кухня, наоборот, больше; братья подросли и даже, кажется, поумнели. Привычный мир обступил меня, будто желая отвлечь, развеять, вытеснить у меня из головы все мысли о Максимилиане и Королевстве.